Небесный фермер - Страница 36

И все-таки даже без деревьев край был прекрасен. Справа, к северу, тянулись предгорья Большого Сахарного хребта. Милях в двадцати-тридцати виднелись заснеженные горные пики. Слева с юга изгибалась лагуна Серенидад, подходя к горам значительно ближе, чем в Леде. Мы брели в паре сотен футов над озером. Денек выдался погожий, и мне казалось, что я различаю противоположный берег. А может, просто померещилось.

Картина ласкала глаз и веселила душу; даже отец и тот проникся. Он шагал, насвистывая «Милый край», и отчаянно фальшивил – свои музыкальные способности я унаследовал от Анны.

Отец перестал свистеть и заявил:

– Билл, я тебе завидую.

– Мы все равно будем вместе, Джордж. Просто я ваш авангард. – Я немного подумал и добавил: – Джордж, знаешь, чем я займусь в первую очередь, после того как посею немного зерна?

– Чем же?

– Я закажу семян и буду выращивать для тебя табак.

– Да что ты, сынок! И не думай даже.

– Почему? – Слово «сынок» означало, что отец растроган. – Я могу заняться табаком с таким же успехом, как и другими культурами.

– Спасибо за заботу, но у нас будут дела поважнее. А к тому времени, когда мы сможем позволить себе такую роскошь, я и трубку-то разучусь раскуривать. Честное слово, я уже отвык.

Мы потопали вперед, не говоря ни слова, но ощущая душевный покой и внутреннюю близость. Внезапно дорога оборвалась. Отец остановился и вытащил из сумки карту.

– Похоже, где-то здесь.

На карте линия шоссе после обрыва продолжалась пунктиром, указывавшим, куда оно пойдет потом. От нашей фермы до этой несуществующей дороги было не более полумили. Судя по схеме, край наших владений – вернее, будущих владений, если мы сумеем их освоить, – тянулся на четверть мили вдоль северной стороны шоссе, а сам участок уходил к предгорьям. На карте было написано: «Чертеж 117-Н-2» и стояла печать, главного инженера. Отец уставился на место, где обрывалась дорога. Путь дальше преграждал поток застывшей лавы с меня ростом, суровый, как зима в штате Мэн.

– Билл! – сказал отец. – Как думаешь, вышел бы из тебя индеец?

– Надеюсь, что неплохой.

– Попробуем перелезть через лаву, чтобы не сворачивать с курса. Легко сказать! Мы боролись с ней, оскальзывались, пытались зацепиться. Лава только выглядит мягкой. Отец ободрал себе коленку, а я уже потерял счет нашим бесплодным попыткам. Но все-таки мы одолели преграду и очутились на поле, усеянном валунами. Они валялись как попало – булыжники величиной с кулак и глыбы размером с дом. Всех их пригнал сюда таявший лед, из которого впоследствии образовалась лагуна Серенидад.

Джордж говорит, что у Ганимеда была бурная молодость, с кипящими парами и вулканами.

Пробираться между валунами не так уж сложно, но с курса сбиваешься в момент. Пройдя совсем немного, отец притормозил и сказал:

– Билл, ты знаешь, куда мы забрели?

– Не-а, – признался я. – Но мы пока не заблудились. Нужно только свернуть обратно на восток, и мы непременно выйдем на место.

– Хорошо бы.

– Погоди-ка!

Перед нами возвышалась громадная глыбина. Я забрался на нее без особых потерь, лишь слегка оцарапав ладонь.

– Вижу шоссе, – сообщил я отцу. – Мы чуток отклонились к северу. И, как мне кажется, слишком далеко ушли.

Я на глаз прикинул расстояние и слез на землю. Мы прошагали немного к югу, затем вновь свернули на восток. Через какое-то время я сказал:

– Боюсь, мы прошли мимо, Джордж. Неважный из меня индеец.

– Да? А это что?

Отец остановился, обогнав меня на пару шагов. Прямо перед ним из камней была сложена пирамидка, а на верхнем плоском булыжнике красовалась надпись: «117-Н-2, юго-восточный угол».

Выходит, последние полчаса мы бродили по своему участку, и огромный валун, на который я взбирался, тоже был нашей собственностью.

Мы присели на плоский камень и огляделись вокруг. Говорить было нечего; оба мы думали об одном и том же: если это ферма, то я – мой собственный дедушка.

Наконец Джордж что-то пробормотал.

– Что ты сказал? – спросил я.

– Голгофа, – громко повторил он. – Голгофа, усеянная черепами. Он сидел, глядя вперед как завороженный. Я проследил за его взглядом: неподалеку один булыжник взгромоздился на другой, и в солнечных бликах они действительно напоминали череп. Он смотрел на нас и скалился. Стояла такая тишь, что слышно было, как растут на голове волосы. Это место меня угнетало. Я отдал бы все на свете за малейший шорох или признак движения. Если бы из-за скалы высунулась ящерка, я, наверное, ее расцеловал бы.

Но ящерицы тут не водились – никогда.

– Билл, ты уверен, что хочешь впрячься в хомут? – неожиданно спросил отец.

– Конечно, уверен.

– Ты пойми: ты вовсе не обязан. Если решишь вернуться на Землю и поступить в Массачусетский технологический, к следующему рейсу я все устрою. Может быть, он надеялся, что, если я отчалю, Пегги согласится уехать со мной. Возможно, мне следовало сказать об этом вслух. Но я не сказал. Я просто спросил:

– Ты намерен вернуться?

– Нет.

– Я тоже нет.

Во мне заговорило упрямство. Конечно, я не мог не признать, что наша «ферма» отнюдь не молочная река с кисельными берегами. Угрюмое местечко, ничего не скажешь. Тут мог бы поселиться разве что какой-нибудь спятивший отшельник.

– Подумай как следует, Билл.

– Я подумал.

Мы молча сидели, погрузившись в тяжкие думы. И чуть не свалились с камня, когда в воздухе раздались заливистые звуки йодля. Только что я мечтал услышать хоть что-нибудь, но очень уж это было неожиданно, словно меня во тьме схватила за руку чья-то холодная липкая ладонь.